Вот ещё один праздник испоганен, загажен. „Обнулён“, отменён.
А это праздник?
Стоп. Я сегодня не мыслями хочу делиться насчёт войны — ТОЙ, давней; я о другом: о чувствах. (Так что: умные, не читайте дальше! идите себе с богом мимо…)
Вообще-то в войне (ТОЙ, давней) участвовали многие из моей семьи; из самых близких — тётка и дед. Тётка была связисткой (только сейчас дошло: она ведь совсем юной тогда была! едва достигла совершеннолетия). Дед, папин отец (кстати, звали так же, как отца моих детей, и такой же рыжий и кудрявый был), погиб на войне — папа и брат ездили искать (общую) могилу, в которой дед похоронен, нашли под Калининградом. „Похоронка“, кстати, сохранилась, тётя её нам с братом показывала, а отдать не захотела, так и осталось у неё свёрнутое треугольничком письмо-извещение о гибели деда, „героической“, писал его командир… Мама и папа мои, как и папина сестра, в войну были ещё малы, но ничего не забыли; о тех годах рассказывали — как бы с удивлением: и как только пережили столько всего тяжёлого! недетские воспоминания: как работали наравне со взрослыми, ждали весточек с фронта, ходили в обмотках и голодали, ели похлёбку из ботвы… прошлое позже аукнулось, отозвалось многими болезнями.
Семь лет назад, в юбилейный День победы, в Трептове мы рисовали памятные таблички с именами похороненных в братской могиле. Взрослые и дети рисовали, и мои дети тоже. Зафиксировала странное ощущение; нечто похожее моё поколение сейчас чувствует разве на оппозиционных митингах (а ещё переживало на рок-тусовках!): типа „мы вместе“ („мы вместе“ — „Алисы“, Башлачёва, не тех, кто им подражал). В общем, „рассыропилась“ тогда, пропиталась гордостью и сочилась нежностью ко всем вокруг. Вот идут голоплечие сильно татуированные молодые люди, а навстречу седая пара, улыбаются друг другу. Вот дети и старики — рядом, вперемешку — танцуют под фронтовые песни, а какой-то подвыпивший тип в тельняшке путается под ногами у пляшущих — и все смеются. Весёлые и серьезные, старые и „мелкие“, толстые и худые — и все „свои“, близкие. Всех что-то объединяет, а что? у нас, таких разных, чувства общие — какие? радость оттого, что жизнь продолжается, и благодарность нашим родным погибшим? ведь это они жизнью оплатили и нам передали опыт, который нас 70 лет от войны удерживает?..
Подумалось тогда, что правильно детей взяла в парк, да и раньше почти каждый год брала — правильно: чтобы знали и помнили историю, проехавшуюся по семье… чтобы чувствовали себя частью чего-то большого и важного — так?.. никогда словами не формулировала, и сейчас трудно называть… а чувство — было ясное!..
И вот теперь СЕГОДНЯ… Да что это с нами? Да „мы“ ли это?
Когда читаю удалые лозунги типа „если надо — повторим!“, растёт очень чёткое — и совсем другое — ощущение: отчуждение. Какая дикость, нелепость, думаю, у этих людей родные не воевали, скорее всего, этим лихачам старшие родные-близкие не рассказали лично выстраданного: что война — это кровь и боль, смерть и страдание, разрушенные города и судьбы, и больше того (и именно это мы теперь наблюдаем): расчеловечивание, грязь. Чудовищно это всё, отвратительно — и что, наши старшие родные хотели бы всё это — „ПОВТОРИТЬ“?!
И я… господи, я… рада, что не дожили до сегодняшних времён ни „военные дети“ папа и мама, ни вынесшая ленинградскую блокаду тётка. Надругательство над чувствами, оскорбление памяти, перечёркивание жизненного опыта, обесценивание душевного наследства — не дай бог пережить такое на склоне лет.
